Хотя в статье Сергей Ервандович по большей части обсуждает другую тему, меня очень заинтересовала притча о математике, попавшем в поле зрения военных в связи с наработками по теории игр. И затем прервавшем отношения после того, как ему очень страстно и живо заявили, что некоторые наработки невозможно проверить без хотя бы минимального эксперимента. При этом речь шла об операции с использованием тактического и стратегического ядерного оружия.

Не могу не привести в пример другую притчу. В воспоминаниях академика Сахарова есть такие строки: «После испытания «большого» изделия (в мемуарах это место следует сразу за описанием испытаний 50-мегатонной «Царь-бомбы» АН602) меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счет, их легко сбить) — т. е. в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки. Я фантазировал, что можно разработать для такой торпеды прямоточный водо-паровой атомный реактивный двигатель. Целью атаки с расстояния несколько сот километров должны стать порты противника. Война на море проиграна, если уничтожены порты, — в этом нас заверяют моряки. Корпус такой торпеды может быть сделан очень прочным, ей не будут страшны мины и сети заграждения. Конечно, разрушение портов — как надводным взрывом «выскочившей» из воды торпеды со 100-мегатонным зарядом, так и подводным взрывом — неизбежно сопряжено с очень большими человеческими жертвами.

Одним из первых, с кем я обсуждал этот проект, был контр-адмирал Ф. Фомин (в прошлом — боевой командир, кажется Герой Советского Союза). Он был шокирован «людоедским» характером проекта и заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооруженным противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве. Я устыдился и больше никогда ни с кем не обсуждал своего проекта. Я пишу сейчас обо всем этом без опасений, что кто-нибудь ухватится за эти идеи, — они слишком фантастичны, явно требуют непомерных расходов и использования большого научно-технического потенциала для своей реализации и не соответствуют современным гибким военным доктринам, в общем — малоинтересны».

Военный моряк Петр Фомич Фомин действительно существовал.

Хотя Сахаров и напутал с его инициалами, указав вместо имени отчество. Фомин был заслуженным испытателем ядерного оружия. Именно он возглавлял в 1956 году экспедицию на Новую Землю для выбора на полигоне боевого поля для подрыва сверхмощных ядерных зарядов. Только к моменту испытания «Царь-бомбы» 30 октября 1961 года он уже три года был не контр-, а вице-адмиралом, а обсуждать с ним такую идею ранее Сахаров не мог, поскольку сам пишет о том, что она пришла к нему после испытания сверхмощной бомбы.

И Фомин был кавалером трех орденов Ленина и двух орденов Красного Знамени, хотя и не был Героем Советского Союза.

Но это историческое отступление. Важно, что военного, который занимался испытаниями ядерного оружия, включая самое мощное из когда-либо испытанного на планете, по словам академика, шокировал «людоедский характер» проекта. Я встречал рассуждения о том, что Сахаров здесь лукавит и реальная причина, по которой его идея была отвергнута, вовсе не в гуманизме наших военных. Она, дескать, описана им же самим в процитированном мной отрывке — чрезвычайная техническая сложность создания такой супер-торпеды.

А в ноябре 2015 года благодаря «утечке» появилась информация о проекте «Статус-6», подозрительно напоминающем описанное Сахаровым «изделие», но только создаваемом уже по современным технологиям, с использованием новейших наработок.

1 марта 2018 года весь мир из послания президента России Владимира Путина к Федеральному собранию узнал, что «суперторпеда» 2М39, которую правильнее называть многоцелевым беспилотным подводным аппаратом, действительно существует. Позже всенародным голосованием на сайте Министерства обороны РФ ей было выбрано название «Посейдон».

Значит ли это, что наши военные со времен Сахарова стали куда более жестокими и бесчеловечными? Нет, конечно.

Но, мне кажется, к судьбе гуманизма описанное мной имеет непосредственное отношение.

Сергей Ервандович не раз говорил и писал о том, что капиталистический мир, в котором идет непрекращающееся взаимное пожирание, рано или поздно будет уничтожен, потому что самые крупные хищники, конкурирующие между собой на планете, обладают ядерными когтями и химико-биологическими зубами.

И потому появление оружия, которое когда-то казалось «людоедским» и непредставимым, с течением времени становится попросту неизбежным.

Но есть и еще один фактор, который развивается параллельно с усложнением оружия и увеличением его разрушительной мощи.

Уже совсем скоро в исторической перспективе львиную долю руководящих постов в армиях всех стран мира будут занимать люди, привычные к тому, что убийство врага — это нажатие кнопок и какие-то вспышки на картинке, быть может, транслируемой за тысячи километров от места, куда прилетели ракеты или бомбы.

Сегодня любой желающий может отыскать в интернете бесконечное количество видео из разных регионов, где идут войны. Хоть с бомбежками, хоть с обстрелами, хоть с танками, хоть с авиацией, хоть с кадрами, снятыми непосредственными участниками боев, вплоть до рукопашных схваток.

Не хочу утверждать, что посмотревшие хоть одно, хоть сто таких видео необратимо меняются и навсегда перестают ценить человеческую жизнь. Нет, конечно. Но всё же о том, что война — это что-то страшное, современные люди зачастую думают с внутренней убежденностью, что лично от них она бесконечно далеко.

И потому я рад, что идею Сахарова первыми воплотили именно мы, а не кто-то другой. В нашей стране и армии еще есть память об истории и том, что такое огромная настоящая война. И мы такое оружие точно не применим ради наживы или устранения глобального конкурента. Не говоря уже о том, что создание «Посейдона» стало одним из вариантов «асимметричного ответа» на выход США из договора по ПРО. По сути — нас вынудили устроить новый виток гонки вооружений наши заокеанские «партнеры».

Вот только если мир дойдет до ситуации, в которой подобное «изделие» придется применять, даже исключительно «в ответ» и совершенно обоснованно — испытывать моральное удовлетворение от обоснованности применения, скорее всего, будет попросту некому.