Проблема навязываемого дистанционного образования все более беспокоит общество. Возникает все больше и больше вопросов. В частности, о том, насколько правомерным является перевод школьников и студентов на дистанционный формат обучения. Мы уже писали о вреде дистанта для здоровья обучаемых, о крайне низком качестве получаемых в результате знаний.
Однако в настоящий момент обсуждение дистанционного образования приняло несколько иной оборот. В частности, государственные мужи вдруг начали убеждать общество в том, что дистант — это такая форма очного образования.
Например, 17 ноября министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков заявил, что «дистанционное обучение остается очным».
18 ноября ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов сказал: «Я хотел бы поделиться тем, что мы предпринимаем, чтобы студенты ощущали, что у них дистантное очное образование. Потому что есть общественная установка, что удаленное — это заочное».
Общество, с точки зрения Кузьминова, конечно же, ошибается. И ректор ВШЭ даже пояснил почему. Так, преподаватели подведомственного Кузьминову учреждения должны выделять время для индивидуальных и групповых онлайн-консультаций со студентами.
_«Это очень важный элемент очного образования, почти недоступный заочникам и вечерникам. И это сигнал, который мы можем дать обществу», _ — сказал Кузьминов.
С аналогичным заявлением выступили и в Московском государственном университете (МГУ). 18 ноября в пресс-службе вуза заявили: «Дистанционная форма обучения является разновидностью очной формы образовательного процесса».
Казалось бы, если дистанционное образование — это в принципе негативное явление, то какая разница, является оно очным или заочным? За что бьются эти достопочтенные граждане?
Первый, наиболее очевидный, уровень проблемы понятен. 18 ноября в СМИ появилась информация, что студенты уже упомянутого МГУ хотят подать коллективный иск против администрации из-за резкого ухудшения качества образования, вызванного переводом обучающихся на дистант.
Студенты настаивают на том, что МГУ должен произвести перерасчет контрактов и вернуть денежные средства за весенний семестр 2019/2020 учебного года и за текущий осенний семестр, уплаченные за получение знаний на очном образовании.
Видимо, это требование не на шутку обеспокоило чиновников от высшего образования — именно тогда соответствующие заявления посыпались как из рога изобилия. Ведь если суд в данном вопросе встанет на сторону студентов, то это создаст неприятный для администрации вузов прецедент. А ну как все студенты, а потом еще и родители школьников начнут иски подавать — и что тогда? Нет-нет-нет, дистант надо срочно признать очным образованием!
Это — простейший уровень проблемы. Однако очень может быть, что есть и второй, более серьезный. Китайский философ Конфуций учил, что правильное управление государством следует начинать с исправления имен. «Давать вещам правильные имена и называть их на всех базарах», — так звучит рекомендация китайского философа.
Что же в этом случае делают государственные мужи, которые дают вещам неправильные имена и ничтоже сумняшеся транслируют их на современных базарах, то есть в СМИ? Ведь в этом случае речь идет о вольном или невольном содействии деструкции государства.
Хотя почему, собственно, мы решили, что называть дистанционное образование очным — это неправильно? Может, мы зря напраслину возводим на важных заслуженных деятелей? Что ж, давайте разберемся, является дистанционное образование очным или заочным.
Начнем с того, что согласно п. 2 статьи 17 Федерального закона от 29 декабря 2012 г. № 273-ФЗ «Об образовании в Российской Федерации» (далее — Закон об образовании) «обучение в организациях, осуществляющих образовательную деятельность, с учетом потребностей, возможностей личности и в зависимости от объема обязательных занятий педагогического работника с обучающимися осуществляется в очной, очно-заочной или заочной форме».
То есть существуют три формы обучения. При этом закон твердо не фиксирует, какое образование считать очным, а какое заочным. В этом, на мой взгляд, существенная недоработка законодателей, которой сейчас и пытаются воспользоваться вышеупомянутые и многие другие господа.
Но продолжим. Отсутствие четких трактовок форм обучения в законодательстве подтверждается в официальном письме Минобрнауки № 05-ПГ-МОН 1834 от 16.02.2017. Данное письмо ведомство направило в ответ на обращение АНО ДПО «Институт лабораторной медицины». Текст письма, а также его скан-копия с реквизитами документа размещены в открытом доступе на официальном сайте института.
В данном документе Минобрнауки так разъяснило ситуацию: «Сущностные определения установленных законодательно форм обучения „очная“, „заочная“, „очно-заочная“ действующими нормативными правовыми актами не установлены».
Однако в том же письме Минобрнауки дополнительно сообщало: «Определения терминов „форма обучения“, „очная форма обучения“, „заочная форма обучения“, „очно-заочная (вечерняя) форма обучения“ можно найти в справочной литературе (например, словарях, справочниках, энциклопедиях, глоссариях по педагогике, образовательным технологиям и т. д.), других информационных источниках (например, учебных и учебно-методических пособиях по педагогике и психологии)».
Хорошо, давайте обратимся к словарям.
Согласно «Словарю терминов по общей и социальной педагогике» (реквизиты издания: «Екатеринбург: ГОУ ВПО УГТУ-УПИ. А. С. Воронин. 2006») очное обучение — это _«вид обучения, _ обеспечивающий непосредственный контакт (Здесь и далее выделено мной. — А.Е.), непосредственное общение обучающего и обучающегося».
Согласно изданию «Профессиональное образование. Словарь. Ключевые понятия, термины, актуальная лексика» (реквизиты издания: «М.: НМЦ СПО. С. М. Вишнякова. 1999»), очное обучение определяется как_ «форма предоставления образования обучаемому непосредственно одним преподавателем или группе обучаемых одним или несколькими преподавателями»_.
Наконец, толковый словарь Ожегова трактует слово «очный» как_ «осуществляемый при непосредственном контакте»._
Таким образом, во всех трех словарях говорится, что ключевой и неотъемлемой характеристикой очного взаимодействия является непосредственный контакт. А в случае очной формы обучения прямо говорится о непосредственном контакте ученика и преподавателя. Непосредственный — как противоположность опосредованному — подразумевает отсутствие какого бы то ни было посредника, так ведь?
Теперь зададимся вопросом: что же такое дистанционное образование? Это обучение, которое осуществляется при помощи дистанционных образовательных технологий.
При этом п. 1 статьи 16 Закона об образовании гласит: «Под дистанционными образовательными технологиями понимаются образовательные технологии, реализуемые в основном с применением информационно-телекоммуникационных сетей при опосредованном (на расстоянии) взаимодействии обучающихся и педагогических работников».
То есть в статье закона прямо говорится о том, что дистанционные образовательные технологии опосредуют взаимодействие учителей и учеников. А если нет непосредственного контакта, значит, нет очного образования. Что и требовалось доказать.
Так что вопрос не в наличии индивидуальных консультаций преподавателей, а в форме их проведения.
Возможно, кто-то возразит, что главное — не форма, а содержание. И это правда: содержание действительно крайне важно. Вот только в данном случае правильность и полнота передачи содержания критическим образом зависит от формы.
Это даже на бытовом уровне понятно. Ведь не может никакое онлайн-общение заменить непосредственной встречи с человеком. Лицом к лицу с человеком почему-то можно просидеть половину ночи за чашкой чая и интересным разговором, а вот в режиме онлайн этого сделать не получится. В конце концов, никакой разговор мужа с женой через самые совершенные телекоммуникационные средства не сравнится с их личной встречей после долгой разлуки.
Ровно об этом же говорят опытные преподаватели вузов. Например, ветеран труда, почетный работник высшей школы, кандидат философских наук Нонна Константиновна Эйнгорн в интервью ИА Красная Весна сказала: «Есть такая мудрость: учитель не учит — у него учатся. Учатся, когда непосредственно общаются: видят, слышат живой голос, чувствуют отношение учителя к ученику. И эту живую, эмоциональную связь вряд ли можно передать дистанционно».
Аналогичную по сути мысль высказал кандидат физико-математических наук, много лет преподававший в Российско-Армянском государственном университете, а также в Ереванском филиале МГУ, Сергей Рубенович Вартанов:
«Квинтэссенция же процесса образования наиболее емко, на мой взгляд, выражена у Песталоцци, который указывал на «развивающее обучение, базирующееся не на мертвых азбучных истинах, а на непосредственном наблюдении и размышлении ребенка под руководством учителя».
И ровно об этом же кричат за границей. Так, профессор итальянской литературы в университете Калабрии Нуччо Ордине в видеообращении, размещенном на сайте испанского издания El Pais, говорит:
«Контакт с учениками в аудитории — это единственное, что дает подлинный смысл образованию и даже самой жизни учителя. <…> Как преподавать без ритуалов, которые десятилетиями составляли жизнь и радость моего дела? Как я смогу прочесть классический текст, не глядя в глаза своим студентам, не имея возможности увидеть на их лицах выражение неодобрения или сопереживания?»
Как выпускник технического вуза, хочу спросить: а как по удаленке можно провести, например, лабораторную работу или какие-то испытания? Кроме того, по собственному опыту могу сказать, что одно дело — увидеть какое-то устройство на картинке или даже на видео, и совершенно другое — подержать эту «железку» в руках и посмотреть на ее работу воочию. Глубина восприятия информации совершенно иная — и совсем не в пользу мультимедийных средств.
Таким образом, непосредственный контакт учеников и учителей, непосредственное наблюдение и общение — это ключевая характеристика очного образования. Никакая замена его сколь угодно совершенными телекоммуникационными технологиями невозможна. Это — профанация!
Соответственно, рассказы о том, что дистант представляет собой очное образование — это именно называние неправильных имен. Но мы же помним, что упомянутый ранее Конфуций призывал начинать спасение любимой страны с того, чтобы давать вещам правильные имена. Так что же в этом случае делают государственные мужи, которые дают имена неправильные?
Только ли финансовая сторона вопроса их беспокоит? Или речь идет о деструкции, аналогичной той, которая была осуществлена в ходе перестройки?